Александр Мазин Нижегородские «ласточки» будут все чаще останавливаться на полдороге

То, что вчера скорый поезд «Ласточка» не смог доехать из Нижнего Новгорода в Москву, это тревожный звоночек. Скорее всего, подобных случаев в перспективе нас ждет все больше и больше.

Ведь перспективы использования и железнодорожного транспорта, и, особенно, авиационного упираются в замену запчастей, которые изнашиваются. А также в необходимость страхования процесса перевозок. Здесь у нас большие проблемы.

Известно, что в авиации мы уже приступили к так называемому «каннибализму», когда запчасти с одних самолетов переставляют на другие. Парк самолетов уменьшается, но за счет выбывающих остальные поддерживаются в рабочем состоянии.

Коснется ли это поездов? Думаю, вполне возможно. Ведь там тоже значительная часть комплектующих производится за рубежом. К тому же когда наши чиновники подают рапорты об уровне импортозамещения, цифры часто получаются лукавыми. В процент локализации нередко включаются ложные величины.

Какая-то деталь считается отечественной и за счет этого процент локализации готового изделия повышается, но в этой детали присутствуют импортные компоненты, без которых она не может быть произведена. Эта деталь тоже оказывается зависимой от импортных поставок. А статистика импортозамещения и локализации вводит нас в заблуждение.

И именно там, где мы сталкиваемся с наиболее продвинутыми технологиями (а в «ласточках» таковые, несомненно, используются), особенно велика доля импортных компонентов, замену для которых мы не производим. И это тревожный звоночек: «Всё до поры. Хотя какое-то время вы будете обходиться, выкручиваться». В этом мы, и правда, большие мастера, но долго ли мы сможем выкручиваться, если нам перекрывают кислород?

Какие-то поезда будут разбираться, за счет этого остальные смогут ходить – но будут все чаще и чаще останавливаться на полдороге. И хорошо, если это поезда – с нижегородцами, ехавшими во вчерашней «Ласточке», ничего страшного не произошло, никто не погиб, никто не обморожен. А что будет с самолетами, с другими объектами, где поломки несут реальную угрозу для жизни людей?

Поэтому нужно серьезно задуматься о перспективах использования достаточно продвинутой техники. Выход, который находят сегодня наши руководящие органы и предприниматели, те, кто занят реальным сектором экономики, это возвращение к старым технологиям, в том числе советским. Это возврат к поездам, которые ходили 30-40 лет назад, это регресс.

Кстати, так тоже можно жить.

Будут ходить поезда с вагонами, которые создавались 30 лет назад, будут ездить машины, которые создаются по старым технологиям. Мы используем те возможности, которые у нас есть, но это технологии вчерашнего и позавчерашнего дня.

Если говорить о перспективе в пять-восемь лет, то это не гибель экономики, не голод, не бедствие, не «ужас-ужас». Но что дальше? Ведь мир будет уходить вперед. И вот на этот вопрос никто не может и не хочет давать ответ, потому что этот ответ слишком страшен.

Мы просто отказываемся отвечать, что будет потом. Сегодня все планы, которые строятся в экономике, рассчитаны до 2025 года. Все, что за этим пределом, очень туманно. Мы страна, которая не видит перед собой будущего, мы развиваемся в прошлое.