Татьяна Елькина Универсальный город фон Триера

В двух своих фильмах – «Догвилль» и «Мандерлей» - датский режиссер Ларс фон Триер демонстрирует зрителю схематическое изображение реальности: нет ни сложных декораций, ни правдоподобных пейзажей – все происходит на расчерченной площадке. Так же, как уходит от внешних эффектов, фон Триер уходит и от эффектных героев и ситуаций. Город, который он показывает – любой, один из многих маленьких провинциальных городков, жители – не уникальные личности, а простые люди, каких много.

Оба фильма стилизованы под документальные: закадровый голос, комментирующий мысли и поступки героев, специфическое освещение, плоскость декораций. Почему выбрана именно такая форма? Видимо потому, что режиссер хотел подчеркнуть, что показанное – не художественный вымысел в чистом виде, подчеркнуть, насколько происходящее близко к реальности.

Если в «Догвилле» фон Триер безжалостно вскрывает природу типичного обывателя, который в своей обывательской правде и простоте готов дойти до совершенно чудовищных преступлений, искренне не замечая, что уже давно перешел за черту добродетельности, то в «Мандерлее» режиссер показывает абсолютно замкнутый круг не-свободы, выйти из которого невозможно.

Покинувшие Догвилль Грейс и ее отец проезжают мимо Мандерлея, где, как оказывается, до сих пор сохранилось рабство, отмененное семьдесят лет назад. Грейс прерывает телесное наказание раба. Потрясенная неведеньем этих несчастных людей, она уверена, что принесла местным неграм радость и свободу. Но, как показывает дальнейшее развитие событий, в неведенье находится сама Грейс. Бывшие рабы не особенно рады свободе: они не знают, что с ней делать. Зато белые, наследники умершей на глазах Грейс рабовладелицы, превращаются в рабов: у них нет выбора работать или не работать на плантациях – Грейс и ее гангстеры им его не оставляют.

«Это мы, белые, привезли их сюда, это мы сделали их такими», - говорит Грейс, оправдывая пороки чернокожих.

Принципы демократии и либеральные ценности Грейс вдалбливает освобожденным с оружием в руках: ганстеры под угрозой расстрела обеспечивают стопроцентную явку на собрания, которые проводит Грейс. Там она учит бывших рабов принимать решения путем голосования. Но в первый же раз «демократия» дает легкий сбой: негры голосуют за то, чтобы запретить одному из своих товарищей смеяться после заката. Дальше – больше: они принимают решение убить пожилую негритянку, которая воровала еду у больного ребенка, и тот умер. Грейс нечего возразить – голосование состоялось. Она сама приводит приговор в исполнение, хотя считает его несправедливо жестоким.

Новый виток «демократии» лишает свободы Грейс: негры голосуют за то, чтобы она стала их госпожой вместо умершей помещицы. Если Грейс не захочет подчиниться, то ее принудят – ради ее же блага – как она когда-то принуждала их силой ходить на собрания, где учила голосовать. Грейс соглашается, но лишь для того, чтобы было удобнее сбежать: по «Закону мэм» (свод правил обращения с рабами, который, как выясняется в ходе фильма, написал один из этих же негров) в день, когда наказывают раба, снимается часть ограды и через это отверстие можно выйти за пределы Мандерлея (до этого негры проголосовали, чтобы как при помещице, запереть ворота города на замок). Грейс не долго ломает голову о том, кого и за что наказать, в точности повторяя картину своего первого дня пребывания в Мандерлее: негр Тимоти будет наказан за кражу вина. Как и в прошлый раз, вино ему подкидывают.

Часть ограды снимают, Тимоти привязывают к позорному столбу, а Грейс говорит гневную отповедь и бросает хлыст к ногам негров, ожидая, что вот-вот появится ее папа, который увезет ее из этого города. Но Тимоти напоминает ей ее собственные слова: «Это вы, белые, привезли нас в Америку, это вы сделали нас такими». И Грейс поднимает брошенный было кнут. Круг замыкается: проповедница свободы считает необходимым применить телесное наказание.

В Мандерлее неверно шли часы, поэтому, избивая Тимоти, Грейс пропускает встречу с отцом. Он уезжает, оставив дочери букет гвоздик и записку, где восхищается, как она здорово взяла ситуацию в свои руки. Грейс понимает, что помощи ждать неоткуда, бежит через еще незакрытую ограду, не замечая повесившегося на дереве у закрытых ворот Мандерлея беглого раба – он тоже не сумел воспользоваться доставшейся ему свободой.

В «Мандерлее» фон Триер обнажил всю неоднозначность свободы и всю несвободность демократии, жуткость добра, навязываемого с оружием в руках… И вот перед зрителем уже не просто портрет Штатов, а нечто неразрешимое, сложное, неоднозначное. Нечто универсальное – город, который может быть везде, жители, которые есть везде, идеология, которая есть везде, рабство, которое отменено лишь формально.Фон Триер ставит зрителей в тупик, показывая моральную изнанку красивой идеологии. Режиссер ни к чему не призывает, ничего не требует, но лишает зрителя возможности верить в чистоту и красоту демократической идеологии.