Нестор Толкин Феномен Барана Ломбардского

Не скудна земля наша порождениями всячеcкими. Ну, там лешие, домовые, банники да затерянные меж миров… И Министр Баран Ломбардский – из таких, богоданных, конечно. С лица – вроде Шалтая-Болтая, но внутри – вот никто не скажет, что там внутри-то находится, и не потому, что уж очень скрыто, а потому как лучше бы и не знать. А в полет свой карьерно-жизненный он отправился на единорогах, ибо модно у них было в ту пору пополняться свежим молодняком: Президент, как водится, сделал сверху толстый намек, что надо добавить бы юной поросли – и понеслось по трубам. Чтоб проявить истинное воодушевление, единороги прямиком в столицу отправили Барана Ломбардского – мол, все делаем, что только в силах, кого и поприличнее могли бы двинуть, но те уж немолоды, так и быть – двигаем эдакого, за сим с нижайшим поклоном целуем ваши белые ножки… Да только в столице Баран Ломбардский толком никому не глянулся, покрутили его так и сяк и отправили обратно. Мол, раз вам нравится, так сами и пользуйтесь.

Что же делать? Придется пользоваться. Следует проявить и восторг, и исполнительность, и что все до этого правильно ненапрасно было. А куда девать-то такого? А пусть, к примеру, по части молодежной политики будет: он и свеж, и приятно упитан, и на сливочном масле воспитан. К тому же - уже со столичным лоском. Что на вид недалекий как будто – так это и к лучшему: молодежь его, глядишь, за своего посчитает. Ведь она у нас совсем тупая: все по митингам несогласованным шастает, на заборах депрессивное калякает. Что тут скажешь? Жизненного опыта не имеет – не дошла еще до озарения, что все в жизни можно отложить на потом… «А ведь у нас весь Народ темный, особенно в глуши, - прикинул Батюшка Губернатор. – А уж эти партии мелкие, прости Господи, как комары, все эти рабочие да крестьяне, дети, что ремня выпрашивают – все одно стадо баранов. Этот похож на сибирский валенок и, поди, Народу понравится». И пожаловал Губернатор Барану Ломбардскому министерский портфель. И велел управлять всей такой вот политикой этой внутренней, если она вдруг как-то есть.

Да вот незадача – состарился Батюшка от трудов своих праведных. И решил Президент солнцеликий и бледный, что пора его от греха куда-нибудь на покой устремить. А не то – не ровен час – Кондратий или Альцгеймер Батюшку хватит, а все вокруг скажут: «Заменить было некем. Выработали Батюшку наизнос, разобрали по косточкам. В какой негуманный век мы живем»… Ну, нехорошо для имиджу.

Тут, казалось бы, и Барану Ломбардскому вышел срок – пакуй чемоданы, езжай в Ниццу, Майами, Флоренцию. Ан нет – спустился с высот вертикальных на грешную землю новый владыка – Губернатор Хлеб Трофеевич. И походил Хлеб Трофеевич по нечищенным улицам, по площадям заплеванным, по дворам с качельками скрипучими и ощутил, что земля эта – хороша. И дивился ему Народ, и голосовал за него.

И стал править Хлеб Трофеевич, да не по-старому и убогому, а по-новому – с инновациями. Конкурсы стал объявлять, да такие, что длятся-длятся и не кончаются. Раньше бывалочи как? Быстренько назначат кого-нибудь, хоть бы даже и по конкурсу – и дело в шляпе. Но ведь все вокруг при этом ходят и недовольные морды куксят – мол, не того назначили. А теперь – совсем по-другому, по-креативному: конкурс длится и длится, все уж надежду потеряли, что он когда-то закончится, а вдруг в один прекрасный день бац – и завершился. Все радуются, поздравляют друг друга, похваливают: «Ведь заметьте, - говорят, - не прошло и три года! Ведь правда же не прошло!»

Только вот все Министры да Замы Батюшки Губернатора повалились один за другим, как травы подкошены. И казалось, Барану Ломбардскому отплывать одному из первых. Ан нет! На месте он! Понравился, стало быть, Хлебу Трофеевичу.

- Это оттого, что тихий, - говорят одни. – В тихом омуте, как известно…

- Это оттого, что ушлый, - говорят другие. – Зыркает вокруг, как баран на новые ворота, но рта публично не раскрывает. За всю карьеру – ни одной глупости не сморозил. Да и умности тоже – что приятно. Какому Губернатору по душе, ежели подчиненные интеллектом давят? Знает свое место и сидит на нем крепко. Надежное отрастил… м-м-м… седалище.

- Это оттого, что должность бессмысленная, - полагают третьи. – Кто бы ни сидел там – не все ли равно?

Одно слово – завидуют.

А Баран Ломбардский – сидит, не грустит, обрастает кудрями упругими по периметру. А в глазах у него – пустота вселенская, и от того чудится, что в урочный час свернет он в бараний рог, кого велено будет – школьники там или дворники – и не поморщится. Посему, как видно, и ценен.