Нестор Толкин О прекрасном биоразнообразии

Как известно, единороги – по-настоящему восхитительные создания. Дивные, холеные, крылатые. Есть белоснежные, есть розовые… У одних серпантины свисают с рога, у других – ленты атласные. Есть рога безупречно гладкие, трудовыми буднями отшлифованные, есть – с зазубринами и трещинами от кропотливой работы, но при этом любые рога обязательно твердые. Ибо те, которым рога пообламывали – не единороги, а недоразумение полное. (Эдаких в достатаке, да об этом не стоит помнить.) Есть единороги, сочащиеся сладчайшими фразами, есть, которые рассуждают, как второклассники, есть горланящие, как базарные бабы, так что уши у всех в округе закладывает, есть которые вещают только на ушко аккуратно и вкрадчиво, есть, у которых лягушки изо рта выскакивают… В общем, полное биоразнообразие.

Перед выборами единороги сбиваются в стаи и впадают в экзальтацию и трепыхание: и глаза закатывают, и плещут крылами, и копытами перебирают, и клекот идет с придыханием. Зрелище воистину захватывающее, чем-то брачные танцы фламинго напоминает: в заданном направлении всею толпою движутся мелкими шажками, изображая, будто ничто вокруг и друг друга не замечают, но у самих уже все решено заранее. А потом на мелководье всею толпой засыпают, а, проснувшись, полдня стоят неподвижно, изумленно моргая – за ночь ведь вода до дна промерзает прямо вместе с фламинговыми ногами… Злые языки утверждают, будто единороги нелепы, глупы и странны. Но это все, конечно, от зависти.

И от того, что единороги лучезарны, ибо всегда стремятся к вершинам священной сияющей Вертикали, небольшая проблема возникает – Народ их не ценит и не понимает. Ибо Народ по природе своей пребывает в глубоком мраке. Как пробиться туда священному сиянию? Ну, разные способы бывают. Эффективны вполне речи пламенные, что лишь иностранные агенты с шпионами да предателями голосуют неправильно, да и тех в итоге с работы увольняют. После этого искра сознательности непременно тьму безумия озаряет. Только это у трудящихся, а ведь бывают еще безработные да пенсионеры всякие, и у них на уме – самогон да теплицы с помидорами-огурцами. Материал неказистый и почти непробиваемый. Вроде просится он давно быть лишенным избирательного права, да на выборах-то почти не появляется, оттого и руки до него не доходят вместе с ногами… Но эти черные души единороги, как могут, озаряют. Никогда не ведаешь, что растрогает Народ этот мрачный. Посему на всякий случай единорог предложен всякий: бородатый, кудрявый, тот, который давным-давно был популярный и его до сих пор припоминают, есть почищенный, есть помятый, и на выбор – единороги-самцы и единороги-самки… Ассортимент потрясающий! Так какого еще рожна не хватает?!

Ну, Народ, как водится, кочевряжится, вовлекаться в феерию жизни не желает. Единороги раздражаются и нервно хлещут себя по бокам хвостами. Сколько ни стараешься, а с Народом всегда выходит несуразно – ни благодарности от него, ни восторга, ни признания. В тьме безрадостности своей Народ прозябает и любого в ней утопить мечтает. К счастью, чтобы там сдуру Народ ни напортачил, а на выборах все-таки считают идеально. Вспомнив об этом, единороги выдыхают и почти прощают Народу то, что он – темный.